Дарья Кротова «Сбор дождя»

В названии выставки московской художницы Дарьи Кротовой «Сбор дождя» кому-то послышится что-то мечтательно-поэтическое или парадоксально-метафизическое, и для этого имеются все основания. Но происхождение названия, судя по всему, самое обыденное - из знакомой многим дачным жителям рутинной практики сбора дождевой воды, особенно там, где нет водопровода, или он ненадёжен, а вода из колодца – это тоже тяжело и сложно. В центре выставки одноимённая группа объектов – нити, изображающие струи дождя, протянувшиеся с потолка в стоящие на полу тазы, точнее муляжи тазов, слепленные из необожжённой глины. Тут снова возникает соблазн вспомнить и древнеримские имплювии – цистерны для сбора дождевой воды в атриумах древних «домусов», и «Музыку воды» - инсталляцию Ильи Кабакова и Владимира Тарасова, собиравших в вёдра капающую с потолка «протёкшую» воду. Но проект Дарьи Кротовой не столько нацелен на архетипично-культурологические медитации или прямой диалог с коллегами по цеху, сколько на артикуляцию собственного опыта дачной жизни. Процесс и результаты этой артикуляции приводят к открытию иных, возможно, зыбких, позиций, альтернативных известным архетипам, а голос художника приобретает особые интонации, предполагающие возможность новых эстетических сдвигов. Именно исследование таких сдвигов, а так же сдвиг как приём, своего рода аналог остранения формалистов-ОПОЯЗовцев, в центре внимания художника Все экспонируемые предметы представлены в состоянии сдвига. Сбор дождевой воды ведётся в емкости, которые, не будучи обожжены, должны размокнуть и расползтись, превратиться в мокрую бесформенную глину. Стакан с зубной щёткой и мокрое полотенце застыли в фаянсе и парят над и перед умывальной полкой, вместо того, чтобы стоять на полке или висеть на ней. К ним примыкают резиновые, но ставшие керамическими, мокрые перчатки и стоптанные шлёпанцы, ноги дачницы, в ожидании вечернего омовения отделившиеся от остального тела, и наконец 24 керамические плитки, складывающееся в большое настенное панно, где на тёмном фоне выделяются белые силуэты комаров, своего рода былые тени, фантомы дачных ночей с их смесью наслаждения чистым последождевым воздухом и жужжаще-крылистой бессонницей. Обращаясь к реалиям дачной жизни, художница следует с одной стороны самым последним тенденциям мирового искусства, нацеленного на слияние с житейской повседневностью, с другой – она вносит свой артистический вклад в локальную традицию дачной культуры, освящённую именами Чехова, Горького, Пастернака. Развитую, прежде всего, в литературном и театральном ключе культуру, Дарья Кротова дополняет своими пластическими образами. Эта особенная локальная культура русских дачников, сложилась в своё время как альтернатива традиционным культурам деревни и поместья, а так же городской цивилизации, откуда сами дачники родом. Проникнутая персоналистской ностальгией по гармонии с природой, она, конечно, не привела к возвращению золотого века и была, по сути, модернистким, и одновременно декадентским, сдвигом в неизвестном направлении. За почти полтора века с момента своего возникновения эта культура обросла многослойной своеобразной предметностью и психопоэтикой. Дарья Кротова, знаток дачной жизни во всём многообразии её проявлений, но в своих работах она вовсе не становится каталогизатором дачной цивилизации. Дочь учёного-физика, жена специалиста по философии экзистенциализма, сама в прошлом переводчик «На стороне вещей» Франсиса Понжа (Francis Ponge “Le parti pris des choses”), в своём художественном проекте интересуется, прежде всего, границами возможного в искусстве. Сталкивая художественную практику с опытом жизни за городом, Дарья Кротова проверяет способности искусства как прибора для улавливания неопределенных состояний. Дождь для неё – это некая метафора подвижности и изменчивости одномоментных состояний, её творческая задача опредмечивание текучести, её объёкты – это скульптуры мимолётных состояний. «Сбор дождя» напоминает ловлю частиц-кварков в квантовой механике, но, как и в физике, так и в искусстве улов не однозначен – то ли сгустки твёрдого вещества, то ли неуловимые волны. Георгий Литичевский