Тартюф

Великая комедия Мольера — один из ключевых текстов мирового театра, пьеса с грандиозной сценической историей и бурной предысторией, включающей в себя скандал и двукратный запрет. Автор не только описал хрестоматийную битву разума с ханжеством и двуличием, но и создал персонажа, имя которого стало нарицательным, превратилось в символ лицемерия, отделилось от пьесы. Ни лицемерие, ни ханжество за прошедшие 350 лет не устарели — и даже не слишком изменили свою внешность. Но, хотя сам Мольер говорил, что «величайшее из правил — нравиться публике», а в предисловиях к советским изданиям его пьес говорилось о «народности» и простом, веселом «галльском» характере этой драматургии, — нет ничего более сложного, чем мольеровская простота, заново увиденная в контексте сегодняшней жизни. Филипп Григорьян (это его первая работа в Электротеатре Станиславский) берет перевод Михаила Донского и приглашает в качестве драматурга-консультанта Ольгу Федянину — и мольеровские «кристаллы», ежеминутно поворачивающие ситуацию и, по сути, режиссирующие пьесу изнутри, обретают сегодняшний ритм и синтаксис. Актерам взамен скольжения по удобным стихам приходится разговаривать «документально». Хореограф Анна Абалихина предлагает им видеть реальное пространство вокруг — не абстрактность сцены, а длительность своих перемещений, свое физическое присутствие в этих стенах и на этих подмостках. Абсурдность, болезненность ситуации, казалось бы, очевидная для посторонних, должна быть достоверной, а не фантастической. Тартюф в спектакле Филиппа Григорьяна — не пошлый дурак, как писал Белинский, а вселенское зло, не скрывающее своей смертоносной, вампирической природы, Оргон (Юрий Дуванов) — не комический урод, как сказано в предисловии к пьесе 1954 года, а хороший человек, глубоко и безнадежно зараженный вирусом страха. Сцена раздваивается для зрителей, персонажи сюрреалистически умножаются — темы и сюжеты Мольера путешествуют во времени и пространстве. Но каким бы фантастическим ни было это путешествие — монструозность зла, себя не помнящего, и чудесная способность приличных и порядочных людей к самообману — все это в спектакле Филиппа Григорьяна носит абсолютно подлинный характер. Именно так и бывает на самом деле.